Маска Путин
В январе года бывший студент Литературного института Дмитрий Герчиков запустил паблик «Только моя Россия», в котором публиковал фото и тексты о том, как он ходит по Москве в маске Владимира Путина. Однако в ходе подготовки текста выяснилось, что Герчиков все выдумал, а фотографии смонтировал в фотошопе. Тогда мы решили провести эксперимент самостоятельно: с лицом Путина по Москве ходил специальный корреспондент The Village Иван Сурвилло, который до этого тестировал маску-анонимайзер.
В январе года бывший студент Литературного института Дмитрий Герчиков запустил паблик «Только моя Россия», в котором публиковал фото и тексты о том, как он ходит по Москве в маске Владимира Путина. Однако в ходе подготовки текста выяснилось, что Герчиков все выдумал, а фотографии смонтировал в фотошопе. Тогда они решили провести эксперимент самостоятельно: с лицом Путина по Москве ходил специальный корреспондент журнала The Village Иван Сурвилло, который до этого тестировал маску-анонимайзер об этом во второй части повествования. Сначала я хотел заказать из Америки реалистичную маску Путина, как в прошлом эксперименте, но тот магазин неожиданно закрылся.
Искусство происходит сейчас, а текст происходит в прошлом, в особенности поэтический. Поэзия запаздывает перед реальностью и может случиться только на осколках событий, когда они уже закончились. После того как я издал сборник стихотворений «Make poetry great again» , после нескольких презентаций, чтений, вопросов о собственном творчестве, больших мероприятий и камерных возникло ощущение, что поэтическое письмо — это диалог, который ведется с мертвыми, поэтому его невозможно ни рекламировать, ни коммерциализировать, ни превратить в товар, ни сделать инфоповодом. Стихи — это странный пост в Фейсбуке, публикация в журнале с маленьким тиражом, книжка, которую продают в нескольких магазинах в России, то, что не успело за современным миром, опоздало перед нахлынувшей визуализацией и медиацией. Я считал, что в литературе нет жизни, энергии, которая есть в действии, происходящем на улице. В мире текста нет тела — нет боли, страха, сломанного пальца, экстаза, крика; там есть только воспоминания, слепки случившегося.
